В отличие от России и ее союзников большинство европейских стран во время этого послевоенного периода не были согласны передать контроль над ядерным оружием ООН. Об этом 5 марта 1946 г. сказал на своем ставшем знаменитым выступлении в Фултоне (штат Миссури) Уинстон Черчилль.

Некоторые из участников дискуссии напоминали мнение Герберта Уэллса, высказанное в его повести «Освобожденный мир», о том, что приход атомной эры ознаменуется созданием мирового правительства, однако возник глобальный конфликт между СССР и США и их союзниками, в результате чего рухнули планы превращения ООН в работоспособное мировое правительство с соответствующими полномочиями. Вопрос о коммунизме и его потенциальном влиянии, причем с учетом не только предложений о создании подчиняющегося Москве мирового правительства, но также и высказываний и поведения некоторых ученых-атомников, в конечном счете вылился в главный вопрос - о правомерности применения бомбы Америкой. Возникло подозрение, что некоторые из ученых, участвовавших в Манхэттенском проекте, в том числе Роберт Оппенгеймер, в лучшем случае придерживаются левых взглядов, а в худшем являются действующими агентами Советского Союза. В результате начались различные расследования, а в Лос-Аламосе была установлена система постоянной слежки за всеми сотрудниками.

Раздражение военного руководства и официальных лиц в правительственных структурах США, которые хотели увереннее держать в руках «оружие победы», вызвало предложение ряда ученых не применять бомбу во время боевых действий против Японии, в их числе был Лео Сциллард, которого «ужаснули» атомные атаки. Некоторые ученые, в том числе Нильс Бор, призывали проводить атомные исследования в рамках международных мер по контролю над этой опасной новой силой. Ученые, однако, были правы в том, что атомный секрет не будет долго оставаться секретом, учитывая природу науки и известные в мировом масштабе теоретические основы ядерной физики. Подобные высказывания воспринимались как подозрительные, и были приняты меры по отстранению тех, кто так думал, от дальнейших разработок оружия. В конечном счете и сам Оппенгеймер пал жертвой идеологической чистки «подозрительных» ученых-атомников в ходе начавшейся послевоенной истерии и антикоммунистической «охоты на ведьм».

В июне 1946 г. в нью-йоркском Бронксе впервые собралась только что назначенная Комиссия по атомной энергии (UNAEC - UN Atomic Energy Commission). Бернард Барух (Bernard Baruch), представитель Америки в комиссии и советник президента, изложил предложения США по международному контролю над атомной энергией. Этот план был основан на докладе правительственного комитета, выпущенном в марте, в котором содержались предложения о том, что ООН должна собрать сведения о месторождениях руды делящихся металлов, а затем организовать наблюдение и контроль за их использованием, выдавать лицензии на добычу, инспектировать и контролировать атомные предприятия всех стран, а также, руководствуясь своими большими полномочиями по инспектированию, выявлять случаи использования атомных ресурсов в военных целях. Однако Соединенные Штаты не будут соглашаться на международный контроль своих атомных ресурсов до тех пор, пока не убедятся, что ООН имеет действенный план реализации своей ответственности за судьбу мира. Но и в этом случае, учитывая страх населения перед атомной угрозой, Соединенные Штаты будут продолжать разрабатывать и производить новые бомбы. Барух заявил членам комиссии: «Однако такое решение, когда бы оно ни было принято, должно учитывать мотивы высшей политики, определяющей нашу безопасность, и приниматься правительством на основе конституционного процесса и в свете фактической ситуации в мире... Прежде чем страна будет готова отказаться от оружия, сулящего победу, она должна получить соответствующие заверения, подкрепленные не просто словами».

Американская политика уже приобретала явно выраженную антисоветскую направленность под руководством президента Трумэна, который считал русских «людьми, слетевшими с катушек и плохо воспитанными», и поэтому придерживался жесткой линии по отношению к Советскому Союзу с самого начала своего президентства. Госсекретарь Бирнс, опираясь на поддержку президента, уже вел политику «атомной дипломатии», отображавшей стремление Америки к единоличному обладанию атомной бомбой. Трумэн не поделился секретами бомбы со Сталиным во время встречи в Потсдаме (хотя благодаря советской разведке Сталин знал о существовании проекта). Историк Грегг Херкен (Gregg Herken) считает, что Трумэн лишь уведомил Сталина о наличии оружия огромной силы, прибегнув к «политической уловке», но не упомянул при этом об использовании процесса ядерного деления. Эта таинственность лишь усилила подозрения Советского Союза, связанные с послевоенными атомными планами Америки. Бирнс считал, что благодаря атомной бомбе «можно диктовать наши собственные условия после окончания войны» и сделать Советы более «сговорчивыми». Потом Бирнс будет шутить, что переговоры с Советами он вел, положив бомбу «в задний карман», - этот юмор маскировал политику реализации предложений Баруха, сделанных на заседании UNAEC. Ознакомившись с «планом Баруха», советский представитель Андрей Громыко предложил ввести всемирный мораторий на производство атомного оружия. Однако предложение Громыко не получило поддержки и было отклонено комитетом. В итоге Советский Союз и Польша воздержались от участия в подготовке комиссией доклада о международном контроле над атомным оружием, представленного в декабре 1946 г. Остальные члены комиссии, а также их правительства открыто поддержали de facto ведущую роль США, хотя спустя какое-то время некоторые из них приступят к выполнению собственных атомных программ, бросающих вызов американской монополии на атомные секреты, среди этих стран оказались Великобритания и Франция.

Обсуждения и дискуссии в UNAEC, превратившиеся в «пропагандистские перепалки», продолжались и после отставки Баруха в конце 1946 г., и никаких решений не было принято вплоть до 1948 г., когда истек срок действия мандата UNAEC, и ООН распустила комиссию.

После Уругвайского раунда появилось ясное понимание того, что либерализация сельского хозяйства должна продолжаться. По распространенному сегодня убеждению, США отступили от своего обязательства: тот факт, что огромное увеличение аграрных субсидий является явным нарушением прежних договоренностей, имеет меньшее значение, чем то, что это подрывает дух соглашения (или во всяком случае то, что было духом соглашения в понимании развивающихся стран). Подобно тому, как любой договор должен рассматриваться в качестве единого целого, соглашение о Раунде развития должно рассматриваться в контекстенесбалансированных соглашений, которые ему предшествовали.

В дополнение к разочарованию по поводу сельского хозяйства развивающиеся страны испытывают недовольство в отношении новых тематических пунктов для повестки дня. С их стороны наблюдается значительная оппозиция Сингапурским вопросам. Всего лишь в течение месяца с начала июня 2003 г. 77 развивающихся государств, т.е. более половины членов ВТО, выступили с публичными заявлениями, призывая не делать Сингапурские вопросы частью Дохийского раунда. Поскольку эти темы не являются приоритетными для развивающихся стран, их намечающееся центральное место в повестке дня переговоров до Канкуна несоразмерно раздуло бы один из элементов Раунда развития.

Некоторые развивающиеся страны считают Сингапурские вопросы вторжением в сферу национального суверенитета, не оправданным теми выгодами, которые они сулят. Многосторонние установки в области регулирования угрожают повторением худших моментов Уругвайского раунда, поскольку ограничивают для конкретного правительства выбор политических вариантов развития, основанных на учете национальных приоритетов и собственных проблем.

Есть также опасения, что инициативы, опирающиеся на Сингапурскую тематику, могут наложить значительное бремя на административный потенциал развивающихся стран. Сюда относятся существенные затраты, связанные с разработкой и введением в действие новых режимов конкурентной политики, регулирования в области инвестиций, торговых и таможенных процедур. Из-за этих высоких издержек многие развивающиеся страны оказались не в состоянии выполнить обязательства по Уругвайскому раунду.

Другой сферой, где результаты отстали от риторики, было предоставление торговых преференций на невзаимной основе. Эти преференции представляют собой специальные права доступа к рынку, которые развитые страны обеспечивают беднейшим развивающимся, и обычно включают полное или частичное снижение тарифов на ввозимые из этих стран товары. Недавно в рамках ОЭСР было выдвинуто несколько инициатив по дальнейшему «разграничиванию» ситуации в пользу наименее развитых стран (НРС). Наиболее заметные среди них - это инициативы ЕС «Всё, кроме оружия» (ВКО) и США - «Африканский акт о росте и возможностях (ААРВ); обе они упраздняют пошлины на широкий круг товаров, импортируемых из беднейших стран. ЕС утверждал, что ВКО «существенно укрепит экспортные возможности и, следовательно, потенциал доходов и роста» НРС (СЕС, 2002) Однако исследования показывают, что преференциальные схемы оказывают на экспорт НРС только ограниченное воздействие. Брентон (Brenton, 2003) приходит к выводу, что торговля товарами, которые впервые получили льготы в соответствии с ВКО, в 2001 г. составила всего лишь 0,02% экспорта наименее развитых стран в ЕС. Да и прежде преференции не особенно затрагивали продукты, экспортировавшиеся НРС: до 50% экспорта в ЕС из стран, не входящих в АКТ (группа африканских, карибских и тихоокеанских стран), не попадало под правила льготного доступа и оплачивалось по тарифам режима страны наибольшего благоприятствования (СН Б) (Brenton, 2003). В целом воздействие этих схем было не очень существенным, за исключением экспорта африканских тканей в США в рамках ААРБ (World Bank, 2003).