В годы столыпинской реакции писатели разных идейных направлений обращались к теме уездной Руси в поисках ответа на вопрос: в чем причина духовной нищеты, господствующей на широких просторах великой страны, что же препятствует обновлению и развитию жизни? Наиболее исчерпывающий ответ на этот жгучий вопрос дал Максим Горький. В окуровском цикле повестей он оценивал мещанство в сословном и этическом отношении, исходя из интересов освободительного движения народа.

Нельзя, однако, умалять и вклад Бунина в разработку этой важнейшей темы. Он обозревал мещанскую Русь с меньшей идейной высоты, чем Горький, он опирался на отвлеченные моральные и этические принципы. Подняться на более высокую ступень понимания законов общественного развития ему мешало неверие в грядущее революционное раскрепощение жизни.

Но, как и всегда, Бунин-художник оказался сильнее Бунина-мыслителя в созданных картинах провинциальной России, в художественной типизации всего того, что барьером встало перед народом, жаждущим иной жизни.

В ряде рассказов Буниным прекрасно показано отсутствие каких-либо идеалов, мелочная ненависть, зависть, разжигаемые всем строем мещанского жизнеустройства. Человек в этой среде ужасно одинок, несмотря на все попытки избыть одиночество. У него нет опоры ни в обществе, ни в семье, ни в любви. Человек цепляется за любовь, дружбу, пытается создать свой очаг, у которого ему было бы тепло и уютно, но все рушится, ускользает. Ни любовь, ни деньги не могут дать ему счастья. Человек становится рабом всего того, в чем он искал источник радости, красоты, счастья, комфорта, независимости, власти.

Человек — творец-преобразователь находится вне поля зрения Бунина. Вернее, он теряет веру в то, что у человека может быть достаточно сил и энергии, чтобы преодолеть враждебную и всемогущую власть судьбы, общества, где безраздельно властвуют уродующие страсти, нравы, отношения. А так как Бунин не верит в возможность переустройства жизни, то у него возникает и постепенно укрепляется теория бессмысленности существования, колоссального тупика. Все большую дань отдает он темам любви и смерти, денег и смерти, и всегда побеждает смерть, как неизбежный итог суеты человеческого существования.

Видения счастья в творчестве Бунина — это воспоминания о юности, когда были еще иллюзии, когда жизнь на природе будила воображение и казалось, что все в мире предназначено для тебя и ты войдешь в жизнь завоевателем.

Так ощущал себя лирический герой писателя. Прошли годы, и в его произведениях появились другие герои. Это люди, так или иначе сокрушенные жизнью, хотя они и достигли внешнего благополучия, богатства. Грубо говоря, герои Бунина делятся на две основные группы. К одной из них принадлежат люди, пришедшие к осознанию, что жизнь прожита напрасно, что сами по себе деньги не дают еще счастья, что в жизни упущено нечто важное, или же, думается им, жизнь — это цепь иллюзий, обманов и самообманов, никогда не исполняющихся надежд. Эти люди, потерявшие веру в жизнь, принадлежат к различным слоям общества, неверие в жизнь проявляется у них различно, в зависимости от влияния среды, от степени культуры, интеллекта, духовных запросов. Порой это неверие в жизнь принимает форму мистического страха перед проблемами бытия.

К другой группе относятся те герои Бунина, которые воплощают в себе черты, созвучные образам Шейлока и Плюшкина. Здесь еще раз приходится сказать о том, что так называемые «вечные» темы неисчерпаемы для литературы. Бунин создал выразительные, страшные, по-новому написанные и осмысленные фигуры стяжателей, тяжко изуродованных властью собственничества. По свежести замысла и силе воплощения рядом с Лукьяном Степановичем («Князь во князьях») можно поставить героиню рассказа «Хорошая жизнь» Настасью Жохову.

В ряде образов стяжателей, созданных русской литературой, фигура Жоховой — одна из наиболее страшных и отталкивающих. Фигура эта вылеплена с большим мастерством. Повествование ведется от первого лица — исповедь человека, у которого не возникает и тени сомнения в том, что вся его жизнь — длинная цепь мерзостных поступков, что руководят им низменные соображения и чувства.

Одной из оригинальных особенностей рассказа является именно то, что это исповедь человека, недостойного имени человека, считающего себя вполне порядочным и нормальным. О своих пороках Жохова рассказывает как о добродетелях. Тема утраты человеком человеческого доведена здесь до своего логического конца. Герои «Ночного разговора» не могут нести ответственность за свои поступки, ибо не ведают, что творят.

Иное дело Жохова. Это тип накопителя-мещанина, для которого нет ничего святого. Жохова неумолимо, с огромной настойчивостью добивается обогащения, никого не щадя вокруг себя, а поэтому она полностью отвечает за свои поступки. В этой «целеустремленности» и выявляется полный распад личности. Перед нами моральный урод, который видит и оценивает мир в кривом зеркале своих жалких потребностей и полного отсутствия духовных запросов.

Весь рассказ — это биография Жоховой, поведанная ею самой. Она кому-то рассказывает о том, как достигла «хорошей» жизни, рассказывает о подлостях, совершенных ею на пути к заветной цели — обогащению. Подлость в ее представлении перестает быть подлостью, если сделан очередной шаг к цели.

В том-то и своеобразие рассказа, что Жохова говорит о подлом как о хорошем. Жестокость в ее устах превращается в насущную необходимость и теряет, следовательно, свою античеловечность. По ее мнению, правильно и законно все то, что идет ей на пользу. С большим мастерством в рассказе показано, как суживается круг ее нравственных представлений.

Рассказ начинается фразой, в которой как бы сконцентрирован весь его сюжет: «Моя жизнь,— говорит Жохова,— хорошая была, я, чего мне желалось, всего добилась». И далее сообщает о своем отце: «Он хоть и вдовый был, запойный, а, не хуже меня, ужасный умный, дельный и бессердечный».

Весьма характерно, что прилагательное «бессердечный» поставлено ею в один ряд с прилагательными «умный» и «дельный» и причислено к положительным качествам натуры человека. В устах ЗКоховой слово «бессердечный» означает «сильный», «волевой», «устремленный». Бунин показывает, как у мещанина узкорассудочное начало целиком поглощает чувства, эмоциональное отношение к действительности и как это узкорассудочное начало низводят жизненные функции человека к чисто животным потребностям.

На пути к благополучию Жохова шагает по трупам. Она выманивает деньги у влюбленного в нее калеки, в семье которого служит горничной, и юноша кончает самоубийством. Она разрушает счастье собственного сына и выгоняет его из дому, потому что этого требует от нее старик-лавочник, за которого она хочет выйти замуж, чтобы овладеть его деньгами.

Вся жизнь Жоховой — беспрерывная чреда крупных и мелких подлостей. Она покрывает купеческого сынка — кутилу, в семье которого живет, так как получает от него подачки. О нем же она говорит: «Сломит себе голову —его дело». Она добивается увольнения другой прислуги и рассказывает: «Сжила Веру эту самую — да она, по совести сказать, и без надобности была, я так и хозяевам сказала: я, мол, и одна справлюсь, вы лучше прибавьте мне какую ни на есть безделицу...».

В своих действиях Жохова исходит из одного принципа, который выражен в словах: «Добивалась я тогда своего прямо день и ночь».

В биографии мещанки Жоховой стремление к богатству — это ведущая ось ее жизни. Однако в эту не новую тему вносится и чисто бунинская мысль о некой отвратительной форме цинизма мещанина, в образе которого своеобразно сочетаются невежество и моральная дегенерация.

Жохова добивается своего. Она богатая лавочница. Она не знает угрызений совести. Но к облику этого мелкого собственника писатель добавляет один штрих.

Лукьян Степанович вполне доволен своим существованием в берлоге. Для него накопленное богатство конечное достижение цели, и «хоромы» он строит в основном для того, чтобы доказать, что он может их строить. А Жохова допустила просчет. Старик Самохвалов, за которого она вышла замуж, оказался отнюдь не мягким человеком, и жизнь в его доме заставляет задуматься, ради чего она столько «перенесла».

Последние строки рассказа могли бы послужить введением в другой рассказ о страшной жизни провинциальной Руси—«Чаша жизни»: «А правда, скука, бывало, у нас в доме, у Самохваловых-то, как все по-заснут после обеда, а ветер несет эту пыль!.. Город у нас, правда, ужасный скучный».

По своей композиционной структуре рассказ «Чаша жизни» — ряд перемежающихся зарисовок персонажей. После небольшого вступления-пролога, в котором все действующие лица представлены в молодости, начинается основное повествование.

В прологе характеры и отношения только намечены, персонажи сведены в своеобразный «четырехугольник» : милая девушка с толстой русой косой Саня Диесперова и трое влюбленных в нее юношей — губернский франт Селихов и семинаристы Иорданский и Горизонтов. Но Горизонтов находится как бы «вне игры», потому что только позднее выясняется, что он тоже был влюблен в Саню.

Любовь в «Чаше жизни» является нитью, связующей персонажей, но она не создает напряженных столкновений, высокого накала чувств, драматических ситуаций. Более того, она открывает в людях не прекрасное, не благородное, а низменное, обывательское, злое, приносит им несчастье, потому что они, эти герои, не способны ценить этот драгоценный дар жизни.

Саня полюбила Иорданского, а стала женой Селихова, более опытного в «любовных» делах, фатоватого и развязного. И вот в заштатном уездном городке Стрелецке, подобно медлительной, мутной реке, течет жизнь героев рассказа. Бывший консисторский служащий Селихов и бывший семинарист Иорданский соревнуются в «достижении известности, достатка и почета». Их подстегивает ненависть друг к другу. Любовь, в сущности, является лишь первым толчком к этой ненависти. Селихов по-настоящему-то и не любил Саню, а женился потому, что надо ведь жениться человеку, желающему благоустроиться. Прошла давно любовь и у Кира Иорданского, он женился на некрасивой девушке, равнодушно отнесся к ее смерти, и главное для него — власть, почести.

Рвется к богатству и Селихов, который возненавидел жену, застав ее однажды в слезах перед фотографией Иорданского.

Оба героя добиваются цели. Однако Бунин не довольствуется обличением накопительства и мещанского эгоцентризма как таковых. Он выявляет не только фе-тишистское отношение к деньгам, но и проводит очень интересное исследование подспудных чувств, побуждающих к накопительству и приводящих к идейно-психологическому распаду одно из этих чувств — ненависть человека к человеку. Бунин выносит на поверхность всю тупую и жестокую несостоятельность ненависти, обрекающей человека на одиночество. Человек становится врагом не только другому человеку, но и наносит величайший урон самому себе, упуская возможность получить от жизни те или иные радости.

По сути дела, нет никаких оснований для ненависти, разделяющей Кира Иорданского и Селихова. Но они возвели эту ненависть в принцип жизни, так как у них нет других принципов и интересов. Селихов стал ростовщиком и разбогател. Он выстроил себе большой дом специально напротив дома Иорданского, чтобы сразить его своими хоромами: «Аккуратный, спокойный и бескровный, чуть горбясь и заложив холодные пальцы своих всегда дрожащих рук в немодные, прямые карманы панталон, он похаживал по своим чистым пустым комнатам, среди мебели в чехлах, да насмешливо что-то обдумывал...»

Тридцать лет живет Селихов жаждой стяжательства и ненавистью, а что он завоевал? Он получил взамен одиночество. Он даже не осуществил плана мести, ибо жизнь-то прошла. 

Тема одиночества у Бунина пронизывает все повествование. Вот описание дома Селихова, из которого он почти никогда не выходит. Дом этот описывается зимой и летом, и его пустые, будто нежилые комнаты вызывают тягостное чувство томления и тоски.

Писатель сгущает вокруг своих героев атмосферу одиночества, «заочно» сталкивая Селихова и Иорданского в неиссякающей, ненужной, уходящей в глубь десятилетий ненависти.

В дремучем одиночестве, в упоении гордыней и ненавистью живет Кир Иорданский, ставший протоиереем. Его фигура противопоставлена Селихову, и о нем писателем сказаны «хорошие» слова, находящиеся в нарочитом противоречии с тем, как воссоздана его жизнь.

Отец Кир поставил себя над людьми. Обыватели восхищаются его «необыкновенным умом» и «редкой ученостью». Это мнение местного мещанства, и писатель очень тонко показывает, что пьедестал, который возвел себе о. Кир и в который заставил поверить мещан, сделан из весьма дешевого и непрочного материала. Так, Иорданский получает от племянника, молодого, но уже важного чиновника, цветные открытки, и обыватели с восхищением говорят, что о. Кир пригрозил почтмейстеру лишением места, если пропадет хоть одна из них.

Эта деталь не случайно помещена рядом со словами об уме и учености протоиерея. Из такого рода деталей вырисовывается фигура церковного догматика и чело-веконенавистника, использующего христианские догмы для самовозвеличивания, человека, нетерпимого к ближнему своему и к любым мнениям, которые расходятся с его собственными.

С каким-то фанатичным упорством герои повести — Селихов и Иорданский духовно обкрадывают самих себя и пригибают к земле тех, кто имел несчастье оказаться в зависимости от них. В рассказе есть лишь одно короткое столкновение между Селиховым и Иорданским, но столкновение это беспощадно обнажает духовную близость этих двух внешне столь непохожих людей.

Тема одиночества этих двух людей, возненавидевших друг друга, а заодно и все живое вокруг себя, проводится Буниным без назойливости, в описаниях, внешне бесстрастных, в психологических и бытовых деталях.

Отец Кир постоянно находится во хмелю и ищет себе оправдания в том, что он неизмеримо возвышается над людьми, живущими рядом с ним, над всей жизнью уездного городишки. Но если он умом и духом возвышается над провинциальными мещанами, то почему же он не сделал ни малейшей попытки возвысить до себя кого-либо из них? Почему же он, пастырь, отгородился от стада своего? Пастырь отличается раздутыми самомнением и самолюбием, а также деспотическим и непререкаемым использованием церковных догматов.

За эти мнимые иллюзии превосходства, за гордыню свою он платит дорогой ценой — одиночеством. И такая же расплата постигает его недруга — Селихова. Селихов — человек еще более низменных страстей, которые тоже приводят его к одиночеству. Со временем Селихов сводит всю цель своего существования к ненависти и мести своей жене за «измену», которую она не совершила, за то, что она когда-то осмелилась сохранить память о несостоявшейся девичьей любви к Иорданскому.

Первоначально Бунин намеревался дать рассказу название «Дом». Долго замышляемая и садистски обдуманная Селиховым месть и заключается в том, что он держит Александру Васильевну в постоянном страхе лишения наследства, дома, в котором протекла вся ее жизнь и где она должна окончиться. Селихов гнусно, безжалостно спекулирует на самом святом для человека — на привязанности к родному дому, а других интересов у Александры Васильевны нет, ибо Селихов у нее отнял все, даже право на любовь.

В образе Селихова открывается еще одна грань собственничества. Собственник нередко становится самоедом. Не имея в жизни духовной точки опоры, нравственных устоев, собственник выдумывает чувства, которые призваны создать для него видимость некоей жизненной цели, но так как он не способен выдумать что-нибудь прекрасное, то он выдумывает злое и, подобно скорпиону, не щадя других, жалит самого себя.

Проклятие собственничества как эстафета передается Селиховым жене. Тема мести с новой силой раскрывается после внезапной смерти Селихова. Он, десятки раз переделывающий завещание и державший в страхе божьем жену, оставляет ей все состояние и дом. Писатель не говорит нам, почему так составлено двадцать первое завещание. Быть может, двадцать вторым он лишил бы Александру Васильевну наследства, но возможно и другое: боязнь предстать с этим грехом пред судом Всевышнего или же мысли о том, что будут говорить люди, идя за его гробом, заставили его завещать дом жене. Могли руководить Селиховым и иные соображения, не раскаянье, нет, а осознание, что месть-то не удалась: ведь и Александре Васильевне не долго осталось жить.

Для так называемых «психологических» рассказов Бунина характерна известная недоговоренность. Как мы увидим впоследствии, это объясняется самим характером бунинского метода психологического раскрытия.

Как «суета сует» раскрывается Буниным драма ненависти, мести и любви российского обывателя. По трагедийному накалу центральной в рассказе является сцена отпевания Селихова. Сбылось предсказание отца Кира, он отпевает Селихова. Но какое удовлетворение ему от того, что враг его покинул земную юдоль раньше, чем он? К чему пришел он сам, некогда великолепный протоиерей Кир Иорданский? Вот его последний портрет: «Страшен был он сам, его ноги, раздутые водянкой, его живот, выпиравший под ризой, его отекшее, почерневшее лицо, остеклевшие глаза, поседевшие, ставшие прямыми и маслеными волосы, трясущиеся руки...»

В этом драматическом отрывке проявляется особый, бунинский метод психологического исследования, который раскроется в полную меру в таком произведении, как «Господин из Сан-Франциско».

Душевное состояние человека обычно раскрывается Буниным не посредством «внутреннего» монолога, а от третьего лица, которое передает происходящее с героем в связи с внешними факторами и обстоятельствами.

В трагедийной сцене отпевания Селихова предстает напрасно прожитая жизнь трех людей — лежащего в гробу Селихова и находящихся у гроба отца Кира и Александры Васильевны. У Александры Васильевны были две иллюзии: ей казалось, что она сохранила в душе большую любовь к Киру Иорданскому и что, став обладательницей дома, она обретает наконец душевный покой. Но эти иллюзии исчезают у гроба Селихова. Она уже не замечает отца Кира, ей даже представляется, что в лице Селихова, этого злобного деспота по отношению к ней, она потеряла близкого, дорогого ей человека.

Это разрушение иллюзий, поддерживавших героя в течение всей его жизни, видит читатель, а не сам герой, который не способен подняться над своими чувствами, обобщить, сделать надлежащие выводы. Более того, утратив былые иллюзии, герой теряется, останавливается в смятении перед «пустотой» жизни, пытается чем-то заполнить эту пустоту, как-то облагородить никчемно прожитую жизнь, создавая новые иллюзии взамен ушедших.

Поражает необычайная лаконичность художественных средств, с коей Бунин воссоздает блуждание духовно ограниченного человека в тупике обывательщины. Александра Васильевна, всю жизнь трепетавшая пред тираном Селиховым, возносившая Иорданского на недосягаемую высоту, перестает замечать кумира своих девичьих грез и «все нежнее, страстнее взглядывала на покойника».

Мысль о суете сует человеческой жизни, об отсутствии глубоких чувств и интересов у жителей русской провинции проводится и в дальнейшем описании жизни Александры Васильевны. Будто настает для нее новая жизнь, у нее свой богатый дом и нет рядом мужа, ненавидевшего ее. Но что было у нее в жизни, что есть, что будет? Окунуться в воспоминания? А что там? Образ семинариста с густой шевелюрой и горящими мрачными глазами, и она сама в мордовском костюме с толстой пепельного цвета косой! Вот единственные светлые дни в темном царстве ее жизни. А что ныне? Большой, пустой дом, с громоздкой мебелью в чехлах, дом, о котором она мечтала и который подавляет ее теперь пустотой своих гулких неуютных комнат, никому не нужных. А что в будущем? Остается ждать смерти, так и не познав любви.

На склоне лет, сидя у могилы мужа, Александра Васильевна так и не может сказать: что же все-таки у нее было в жизни, любила ли она кого-нибудь, какие были у нее привязанности, к чему стремилась она, если столь желанный некогда дом оказался совсем ненужным ей.

Характером Горизонтов — веселый Гаргантюа, человек с чудовищным аппетитом, «железным постоянством», «нечеловеческим спокойствием». Есть у него своя, очень своеобразная жизненная философия. Оригинальность Горизонтова подчеркивается его внешним видом.

Во внешности Горизонтова с большой детализацией обрисовано все то, что отличает его от «обыкновенных смертных». Необычное писатель ищет и находит в уродливом. Так, у него сизо-серое тело, чудовищные, уродливые ступни, «безобразно искривленные, лежащие друг на друге пальцы», и ногти их похожи на раковины. Руки его подобны «дубовым корням».

Есть даже нечто уродливое в портрете этого «необыкновенного» человека. Но писатель, конечно, не преследует цели очернить персонажа. Уродливое во внешности Горизонтова ему нужно, чтобы обрисовать полное безразличие Горизонтова к общественному мнению.

Вот он голым спускается к воде, не обращая внимания на изумленные взгляды стрелецких обывателей. Вот он не спеша и ровно пятнадцать раз окунается в воду. Вот он с железным спокойствием поясняет потрясенным квартирным хозяйкам, какие громадные порции и в чем ему следует подавать.

Одним словом — он еще одна разновидность чудака, фигура столь благородная для пера писателя и кисти художника. Он чудак и по избранному в жизни направлению. Он окончил духовную академию, обладает могучим голосом, а писатель дает ему следующую аттестацию: «Далеко мог бы пойти этот человек! Но избрал он путь скромный — учительство». Можно было бы ожидать, что писателем будет развита тема призвания учителя, несущего знания в народные массы.

Но идейная роль Горизонтова в рассказе иная. Ей Бунин придает немалое значение, так как сначала говорит о философских взглядах Горизонтова в авторском отступлении и тут же развивает его взгляды в диалоге между ним и отцом Киром.

В авторском отступлении изложены детально принципы Горизонтова, а в диалоге с Иорданским ставится вопрос о целях жизни. Позволим себе привести авторское отступление и диалог полностью в связи с тем, что они проясняют многое в идеях писателя, выращенных им в ряде последующих произведений.

Иван Бунин намеренно внес элементы наивного и чудаковатого как в жизнь, так и в философию Горизонтова. Однако, не отожествляя взгляды писателя с воззрениями его героя, надо сказать, что в споре Горизонтова с о. Киром, а следовательно, и с той группой персонажей, жизнь которых наполнена ненавистью, завистью, деспотизмом и собственничеством, была превращена в ад, писатель становится на сторону чудака Горизонтова.

В споре с отцом Киром, несомненно, побеждает Горизонтов. Вопросом о целях жизни Иорданский приперт к стене и вынужден уклониться от ответа. Да и вся жизнь Горизонтова, если не считать презрения к женщинам, которое объяснено в рассказе первой неудачной любовью, куда разумнее жизни Иорданского и Селихова. Ведь признает же сам Иорданский, что наслаждаться жизнью в Стрелецке невозможно, а Горизонтов умеет извлечь из нее немало радостей.

В заключительной части рассказа Горизонтов, находившийся ранее в тени, выдвигается на первый план. В последней главе вновь дается еще более прямое противопоставление его жизнерадостного восприятия мира пессимизму еще живущих и ушедших героев рассказа.

Горизонтов направляется в Москву, в Московский императорский университет, который выразил согласие закупить его скелет, выдав ему немедленно деньги. На вопросы изумленных пассажиров поезда, которым он рассказал о целях своей поездки, Горизонтов отвечает: «А почему бы и нет?.. Раз эта сделка увеличивает мое благосостояние и не наносит мне никакого ущерба?». А затем он добавляет, что намерен прожить никак не менее девяносто пяти лет. Так в поединке с мещанским ханжеством побеждает Горизонтов, который, однако, сам является не победителем, а побежденным. Он со своими чудачествами является жертвой пустой и никчемной жизни, но, в отличие от отца Кира и Селихова, он сумел извлечь из этой жизни максимум полезного для себя. Только на фоне мещан-накопителей он морально выигрывает, хотя все его существование в сопоставлении с настоящей, большой жизнью является сплошным проигрышем.

Здесь правильно отмечена близость Бунина к Чехову в изображении человека, погрязшего в тине провинциальной обывательщины. Однако незакономерно видеть в рассказе «Чаша жизни» и других рассказах Бунина стремление создать образы неких незаурядных, крупных людей. Тут, видимо, произошло смешение понятий. Бунин создает резко и полно выписанные фигуры социальных типов. Они крупны художнически, по мастерству типизации, в них выдвинуты на первый план те или иные гипертрофированные черты характера, что придает им яркую индивидуальность. Но вместе с тем они ничтожны, если подойти к ним с меркой их объективной, человеческой ценности.

У Бунина не было положительной программы, а посему не могло и быть положительных героев, которые выражали бы идеалы писателя. Отказавшись от толстовских идей самоусовершенствования личности и непротивления злу насилием, не увидев в крестьянских Каратаевых того, что видел в них Лев Толстой, не поверив в историческую миссию восходящего класса, Иван Бунин свел счастье человека на земле к инстинктивной радости юности, к озарениям любви. Да и любовь бунинских героев в лучшем случае мимолетный и эфемерный самообман, а чаще любовь у него венчается со смертью.

Бунин в основном пишет о России конца XIX — начала XX века. Он обращается к мрачнейшему периоду жизни своей родины, а в эмиграции вновь возвращается к впечатлениям прожитой жизни, как бы совершая второй круг творчества на закате жизни.

В поисках положительного героя Бунин мог бы обратиться к героическому прошлому России. Но в произведениях Бунина не найти героев, подобных, скажем, Рудину, Базарову, Рахметову и даже Андрею Болконскому с его высоким чувством ответственности перед родиной, стойким характером, ясным умом.

Однако сила обличения художественного таланта писателя такова, что им внесены новые и яркие страницы в летопись трудных лет русской жизни.

В какой бы среде ни находился герой Бунина, какими бы узами, семейными или любовными, он ни был связан, духовно он всюду и везде одинок. Писатель своим творчеством утверждает, что это вина и общества, и самого героя. Герои Бунина — заурядные люди из различных слоев русского общества, а поэтому в его произведениях нет ни столкновения индивидуума с обществом, ни глубоких размышлений индивидуума над проблемами бытия.